Миру-созерцание. Вера Пестель (1887—1952)
Миросозерцание художника
(о Вере Ефремовне Пестель, 1887–1952)
Парадоксально, что в истории отечественного изобразительного искусства XX века имя Веры Пестель традиционно связано с русским «женским» авангардом. Знаковый момент: фрагмент её мемуаров был помещён в книге «Амазонки авангарда» (М.: Наука, 2004), и творчество художницы существует в контексте произведений Н. Гончаровой, О. Розановой, Н. Удальцовой, В. Степановой, Л. Поповой, А. Экстер, В. Мухиной, В. Ходасевич. В этом, конечно, нет произвола исследователей: всё подтверждено материалом, наследие Веры Пестель 1910-х гг. вполне репрезентативно.
Вместе с тем от авангардистской традиции Пестель отошла, и совершенно сознательно, причём отдалялась от неё в то же самое время, когда создавались картины, шла студийная работа, одна за другой открывались выставки. В дневниковых записях 1916 г. — «скука и разочарование», и страстная жажда изображения того, что существует на самом деле: «Но если я не изображаю мир видимый, то там [на полотнах] нет и миросозерцания».
А без миросозерцания, как считала Пестель, изобразительного искусства нет. Потому что есть мир и есть глаз, который его видит. «А ведь всякий художник потому только и ценен, что он нам подставляет новое зеркало с новым отражением мира».
Вот как бы чужими глазами, со стороны, она смотрит на свою собственную картину — «комбинация красок просто». «…Я вдруг почувствовала всю ненужность этих красивых или не красивых комбинаций цвета. Для чего это? Великое искусство даёт откровение, а какое же это откровение? Непосвящённые на это не хотят даже смотреть, кубические картины заставляли гадать, а эти не заставляют даже думать. Наоборот, вам приятно на это смотреть, только смотреть и наслаждаться красками и их комбинациями. Почему тогда просто не смотреть на камень, на бабочек, на кору дерева, просто на стол, уставленный предметами, там тоже есть комбинации и краски, только там случай, а здесь выдумано одним человеком».
Случай. Случайно встали предметы на столе, случайно легла тень, случайно села мошка на цветок. Случайно мать взяла младенца на эту руку, развернулась лицом сюда, а не в другую сторону; в спонтанности жизненных проявлений Вера Пестель со временем научилась видеть высшую правду, концентрированную реальность бытия. Её и изображала, опираясь на мощную школу, которую прошла. Традиция «быстрого рисунка», так популярная среди мастеров первой половины XX в., помогла ей выстроить собственные отношения с реальным миром, обрести устойчивость, без которой Вера Пестель, наверное, физически не смогла бы выжить.
Закономерно, что юношеское восхищение Татлиным буквально через год-два сменилось преклонением перед Чекрыгиным; личностная (и, разумеется, творческая) зрелость её совпала с членством в «Маковце», а потом и в группе «Путь живописи», организованной ближайшим другом Веры Пестель Львом Фёдоровичем Жегиным (Шехтелем). О работах Чекрыгина она писала: «Почему же это так красиво и так действует на воображение? Да потому что каждая из этих работ необыкновенно сильна в своей живописной пластической форме».
Графика разных лет из собрания А. Злобовского (бывш. А. и А. Заволокиных) позволяет понять Веру Пестель не хуже, а может, даже лучше, чем её живопись, разбросанная по солидным музейным собраниям нашей страны. На этом материале особенно ясно видно, что отказ от изобразительности был для Пестель сущностно неприемлем: если, видя мир, мы отказываемся его изображать, значит, наше изобразительное искусство не изобразительно. И потому она возвратилась — или обратилась — «назад», как не раз, вероятно, говорили её соратницы, та же Любовь Попова. Футуристическое миропонимание исключало созерцательность, поскольку время для футуристов стремительно неслось только вперёд, человек должен был его обуздать и направить, а любая остановка на пути квалифицировалась как предательское ретроградство. Авангардистам неинтересно было думать о том, что «реализм» не исчерпывается плоско понятым жизнеподобием и тем более иллюзионизмом. Индивидуальный поиск пластического образа в пространстве, причём в пространстве порой не обозначенном, а лишь подразумеваемом (что обычно для быстрого рисунка), был для Пестель и для того же Чекрыгина важнее, чем разложение формы, не допускающее обратного «собирания». Футуристическая манера не предполагала не только живой, но и мёртвой воды.
Для «оживления» реальности в произведении чрезвычайно важны натурные рисунки. В способности их исполнить и проявляется, с точки зрения Веры Пестель, свобода художника. Где бы она в юности ни училась, везде говорилось об этой «свободе», столь трудно определимой. С одной стороны, «делай что хочешь», этакая достоевщина в живописи; с другой — поиск и выбор пластического языка. Интересно, что если живописные работы Пестель по много раз переделывала, соскребая красочный слой, то в графике, во всяком случае, из собрания Заволокиных, её задачей было иное: мгновенно уловить положение фигуры, зафиксировать его, передавая малейшие пластические и чувственные нюансы. Пестель не гналась за сложными композициями, за специально усаженными натурщиками; ей вполне хватало членов семьи в привычных положениях. Неслучайно довольно часто в её творчестве появлялся мотив «мать и дитя» (ещё более странно на этом фоне звучит определение «амазонка»).
Прекрасное не обязательно ново, — к этой мысли пришла она в дневниковых записях. Но жизнь в своих обыденных проявлениях прекрасна. Подставляя миру своё зеркало, Вера Пестель никогда не забывала об этом.
Вера Калмыкова
Подробности
- Начало: 9 октября 2014 г. в 16:00