Град Китеж Евгения Расторгуева. Графика, скульптура (1920—2009)
Взыскуемый град Евгения Расторгуева
«У каждого есть свой град Китеж,
Свой вечный взыскуемый свет,
Свой неповторимый град Китеж,
Которому равного нет.
И в вечном поиске этого места
Мы ходим туды и сюды,
К каким-то прозрачным высотам его, устремляя все наши следы
И труды».
Псой Короленко «Град-Китеж» (песня)
Как редко встречаются выставки с названием, охватывающим не только конкретные эстетические задачи, но и точно выражающим целую судьбу художника! «Град-Китеж» - это, прежде всего, древнерусская утопическая легенда нового летописания, к которой по доносящемуся шепоту старообрядческого «глаголания» внимательно прислушивается Расторгуев, разыскивая хрупкую память собственного детства и находя крупицы воспоминаний в географическом совпадении действительного, нижегородско-городецкого припоминания с преломленным, опоэтизированным мифом. Вот громадный вяз захватывает воображение ребенка, открывая уже взрослому рассказчику сезонное разнообразие домашней, уютной жизни с музицирующим силуэтом отца и первым меценатом в лице пряничника и «талантливого самородка» Алексея Горохова, чье поощрение книжными собраниями сочинений отпечатывается литерами на всем дальнейшем становлении искусства, влюбленного в книжное и фольклорное повествование. Тем временем, неминуемый провал набега батыевых полчищ, остановленных животворным сокрытием повенчанного с бессмертием града в прозрачно-бездонных глубинах Светлояра, оборачивается дождями и грунтовыми водами, питающими левые притоки Волги и возвращающими природе мыслимую художником одушевленность. В зависимости от вложенных в трубку окуляра цветных стекол, «волшебный фонарь» Расторгуева продолжает показывать этот фокус удвоения реальности, где личное представление о сокровенном появлении искусства из ребяческой наблюдательности оказывается значимым основанием для чужеродного описания. Ведь в автобиографическом тексте «Истоки» мы находим: «Только на этой почве родного дома (своего) может вырасти все дальнейшее творчество» (Е. Расторгуев «Записки из Зазеркалья»)
Название также метафорически подводит нас к глобальной теме сверхзадачи в искусстве, лишенной, как известно, определенных исторических очертаний и явных путей разрешения. Ее непостижимые масштабы и безграничное очарование как раз и заключается в постоянном, непомерном усилии, выставляемом самому себе в качестве зоны профессиональной ответственности. Была такая сверхзадача и у Расторгуева, но подобно незримому граду, к ней не подступиться, не оформить привычной калькой интерпретации, разве что вновь и вновь обозначать маршруты.
Все в том же тексте «Истоки» возникает универсальный образ городка, наполненного «праздничной зрелищностью, балаганной зрелищностью», создающей то веселую, то грустную картину мира и как будто идущую от самой жизни идею воплощенного в собственной витальности человека-персонажа. Фигурки эти не являются частью общественного паноптикума, но обретают атмосферу «разреженной публики» в «голубых глазах детства», которые глядят на них поверх забора бабушкиного сада, а так удачно взращенная мощной корневой системой старинного вяза земляная насыпь служит маленьким ножкам мальчика весомой, ландшафтной опорой. Доверившись чуткости расторгуевских маргиналий, писанных на полях реконструируемой памяти, мы, разумеется, не стремимся выдать последние за манифестацию художественного выбора, но лишь говорим о поэтике кочующих образов, переселяемых из калейдоскопа детского восприятия в статичную камерность шамота и обрамленное пространство станковой графики. Будучи вовлечены в планомерную работу в мастерской и следуя за техническими особенностями материала, некогда ментальные образы приобретают способность к трансформации при помощи практической и эстетической востребованности. Традиционные упоминания о городецкой фантазии, сказочности как непосредственной, движущей силе искусства Расторгуева и первостепенности цвета в композиционных фантасмагориях игрового порядка воспроизводят, казалось бы, тривиальный принцип переходного состояния от обыденного запоминания к осознаваемому удивлению. Художник дает возможность образам памяти выживать и изменяться в зависимости от того, к какому формату деятельности они примыкают. Такие персонализированные «формулы патоса» приоткрывают суть принципиальной позиции художника-эскаписта.
В действительности зрелищность, пускай заявленная как спонтанный «балаган», давно скомпрометирована медийной упорядоченностью и сценарной обработкой образа, а изображаемая публика не в состоянии быть разреженной, анонимной, она всегда сконструирована целевым запросом. В череде бескомпромиссных отказов от социальной сферы искусства, сверхзадача Расторгуева опознается как помысел одиночки, как неослабевающая попытка подступа к китежским вратам, словно искомая радость странствующего неофита в постоянном поиске грядущего открытия сдвигает границу творчества в неизведанном направлении.
Александр Саленков, искусствовед
Пойдем, я покажу тебе такое
Чего ты никогда не видел!
О.Седакова
Выдуман ли? А, может, сон? Придумка какая или фантазия? Невольно вспоминается всем известное: «под небом голубым / есть город золотой», - проскользнуть и захлопнуть дверь в тот мир (говорит, «самое большое счастье»). Китеж-град Е.Расторгуева – это своя земля, дышащая озорством, красками и цветным застольем, звоном и звучной жизнью, в полной мере жизнью. Чудаки и чудные, что населяют град, - мастера озоровать (как-то хорошо, добро), «от избытка силы (душа играет)», говорит художник (в «Записках из Зазеркалья»). Много хочется повторять эти самые «Записки из Зазеркалья», потому как то не текст вовсе, да и писателя там нет. Складывается беседа, вечный разговор с художником, где он ведает о граде, рожденном фантасмагорией, от которой приходят в восторг дети. Впрочем, также повадно и ощутимо смотреть на вещи Е. Расторгуева – с ними тот же разговор. Да и можно ли умолчать, когда глядишь - и вихрем (о, нет, нет, кубарем!) попадаешь в столь очаровательную вереницу смеха и музыки, сменяющихся садом и бузиной, а потом мягкостью воды (быть может, озера Светлояр) и валунов, обогретых ветром. Всамделишная радость слышится и в красках, в живом «русском цвете» и «русской форме» (Е. Расторгуев): то песчаная и глиняная сыпь всей растянувшейся палитры охристых, то капли голубой воды и небесной сини, то сонм туманных глухих оттенков к прозрачным мягким серым, то калейдоскопом, ярмарочно выстроенные цвета закатов и рассветов.
У Е. Расторгуева всегда интересно взаимодействие героев и окружающего пространства, вещей, вокруг которых герои находятся. Это, знаете, подобно всегда действующей игре озорного глаза художника – он видит коня (или еще кого) в небрежно брошенном, случайно сложившемся полотне, ветви и корни всегда собираются в дивных зверей, а в облаках всегда разворачивается представление. Так, «Волжские ветры» (2005 г.) оборачиваются чудаками с зонтиками (и сколько воздуха в них), интерьеры и натюрморты сплошь полны жителей, а, собственно, фантазия всегда представляется натурой (как будто бы придумывать ничего не нужно, все уже есть, все создано). Так что же есть Китеж-град? И насколько он рядом? Пойдем, я покажу тебе такое, чего ты никогда не видел.
Вера Кравцова, искусствовед и художник
Подробности
- Открытие: 8 сентября 2016 г. в 16:00
- Дни работы: 9 сентября — 20 сентября 2016 г.
- Выходной: Cреда