Вещь в себе. Ольга Акулина, Иосиф Дашевский

Вещь в себе. Ольга Акулина, Иосиф Дашевский

Одно из наиболее интересных свойств названия, которое приписывают, назначают выставке, — это ситуация негласного принятия ее концептуальных оснований, обеспечивающих успех культурному событию. В то же самое время, смысл названия, благодаря своей априорной многозначности, может существовать независимо от задействованных уровней артикуляции языка, создавая по отношению к концепции выставки пространство рекурсии. В такой игре с названием, описываемым как будто внутри самого себя, участвуют скульптор и дизайнер Иосиф Дашевский и живописец Ольга Акулина. Обращаясь к понятию «вещь в себе», художники запускают неконтролируемый процесс согласия и одновременно разночтения в интерпретации то ли строго философского термина Иммануила Канта, то ли его дальнейшего влияния на историю философии и онтологию искусства, то ли аффирмативной формулы, лишившейся вследствие постоянного, повседневного употребления очевидных коннотаций. Важна здесь не столько степень узнавания и стремление точно угадать исходный контекст, сколько обозначение экспозиционного момента взаимодействия скульптур Дашевского со станковыми картинами Акулиной.

Оба художника работают с проблемой доступа к внутреннему опыту и возможностями его передачи средствами искусства. Скульптурные композиции Дашевского связаны и в какой-то степени даже иллюстрируют различные модели воспроизводства религиозного опыта в современном мире, которые сегодня исследуются направлением постсекуляризм. Объединяя «канонические» скульптурные материалы, такие как дерево, металл, камень и кость с нитями, фрагментами фресок, мехом и зеркалом, мастер создаёт скульптуры, которые скульптуры выступают как своего рода места подразумеваемого религиозного действия, семантические «ловушки» для ритуала, персонального толкования религиозного символа, понятия или сюжета. Живопись Акулиной, наоборот, порывает с этой «комбинаторной» теологией в пользу уединённого, «герметичного» взгляда фланера, чьё направленное зрение укоренено в пространстве города в качестве исторического следования трагедиям и тревогам, связанным с его отдельными частями. Парадоксальным образом, подобная индивидуальная антропология города работает как оптический взрыв, как механизм срыва его привычного визуального опознания: слом по ту сторону урбанистической политики, высота вне утилитарного подсчета жилищной этажности, молчание как форма памяти о забытом, утраченном, заколоченном прошлом.

Искусство Дашевского и Акулиной формируется, следовательно, как способность к сообщению определённого рода, транслируемое художественным объектом. Но для этого художники «рискуют» своим собственным бытием автора, чтобы сообщение, а значит и все ему сопутствующие компоненты расположились на пределе небытия некогда признаваемого авторства, получили тотально суверенный смысл. Но что значит этот смысл? Принадлежа миру сакрального, он теряет всякую связь с иерархией, господством и контролем; поэтому и суверенность, доступная во внутреннем опыте, который благодаря искусству, оказывается опытом внешнего, опытом самой соотнесенности с Другим, рассматривается уже не как эффект, возникающий в пространстве связей, выстраиваемых по модели «господство — рабство», но как эффект сообщения, бытия-вместе. Ведь именно со-действие материалов и производимый посредством их свойств образ намечают в экспозиции движение от публичного к безличному проявлению вещей, определяющих доступ уже к художественному объекту через самоотрицание и поиск «подлинной», ненормативной суверенности как для самих художников, так и для зрителей.

Александр Саленков, искусствовед



Подробности

  • Открытие: 23 июля 2017 г. в 16:00
  • Дни работы: 24 июля — 25 июля 2017 г.
  • Выходной: Cреда

Поделиться событием