Точка отсчёта. Статья третья: «Книга Когелет» («Книга Екклезиаста, или Проповедника»). Евгений Гинзбург
Силовые линии: «Кто наблюдает ветер»
С информационным потоком мы не справляемся. Факт.
Кто подумал, что я о сегодняшней ситуации, тот ошибся. Я о «Книге Коhелет», или «Екклезиасте».
Главный в нашей жизни информационный поток идёт оттуда, из Книги Книг, из каждой её части. И мы в нём тонем, потому что понять не можем и не хотим. А чтобы оправдаться и как-нибудь выплыть, придумываем себе всяческие СМИ. На них можно жаловаться, их можно отключить.
С Проповедником так просто не получится.
«Суета сует… всё суета!..»; «Род проходит, и род приходит» — если вдуматься, то голова этих простых, в сущности, фраз не вместит.
«Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот, все — суета и томление духа», — он видел все дела. Все. После чего сказал: «Кто наблюдает ветер, тому не сеять, и кто смотрит на облака, тому не жать».
Внутренний сюжет Книги — движение к Богу мысли, избавленной от вязкой и мокрой, как хлябь, суеты, от дождя, сливающегося с землёй. Мысли, идущей из сердца. Здесь нет событий. Здесь всё начинается с обсуждения суеты, а заканчивается полётом. Проповедник размышляет; на большее не способен ни один человек, знающий, что есть Бог — и есть Суд. Но Проповедник делает и больше: стоя под солнцем, он сердцем постигает главный смысл бытия, и он говорит в своём сердце, а не в уме. Потом записывает, и полёт обретает протяжённость текста.
Потом это читается, и полёт облекается временем чтения.
Тяжёлый субстрат опыта, возвышающего душу, становится… для нас — чем? Информацией. Единственно ценной в мире. Как раз той, которую мы вот уже сколько времени не можем ни вместить, ни осознать. Ни даже принять, что она существует.
Ведь мы всё норовим счесть Проповедника скептиком. И думать больше об уме, чем о сердце.
Что может сделать с этим художник? В данном случае Евгений Гинзбург, избравший для участия в проекте «Точка отсчёта» Книгу Проповедника? Как можно изобразить мысль, устремлённую так далеко, что для нас непостижимо, к тому же исходящую не из ума, а из сердца? И для нашего удобства, только для этого, двигающуюся от максимы к максиме, от афоризма к афоризму? На самом-то деле эта мысль не видит суеты, ей недоступны наши страсти и страхи, наши упрёки и привязанности: в этом смысле она слепа и отстранённа. Ей не нужны камешки, чтобы прыгать с одного на другой. Она в своём потоке — не информационном. Она видит другое.
Но мы-то здесь. И нас-то всё волнует.
И обращена она всё-таки к нам.
И мы должны что-нибудь увидеть.
В этом случае художник может пойти от реалий. Поместить мысль в образы, в облики вещей — в качестве временных пристанищ. Привести её туда и там оставить — ибо изображение, завершённое и отставленное, не меняется.
Главное, однако, не в образах реалий. Соединить изображённые реалии силовыми линиями, материализующими движение воздуха и те пути, по которым слова достигают наших сердец. Преодолеть тысячелетия линией и штрихом, создав пространства и фигуры. Показать и то, как мысль Проповедника взлетает ввысь, и как, пленённая образами и обликами, понятными нам, вырывается и двигается — из уст в уста, от сердца к сердцу.
Основное, наверное, качество Евгения Гинзбурга как иллюстратора — то, что его графические изображения всегда изобильны. Линии в них нервны и многочисленны, а за счёт активного штриха фон перестаёт быть собственно фоном. Планы, ближний и дальний, меняются местами. Нет второстепенного, всё главное, всё активно.
Евгений Гинзбург выходит за внутренние рамки, самим собой размеченные, и вписывает среди изображений слова, чтобы те, утратив смысл, стали картинкой и уже в этом качестве побудили к чтению. Он до отказа заполняет листы художественной материей, и материальность, вещность заставляет забыть, что перед нами изображение, не более.
Собственно, искусство ведь реальность.
А о глубоком родстве всего, что делает рука и что доступно глазу, упоминал ещё Мандельштам. Помните, в «Разговоре о Данте» — «Орнамент строфичен. Узор строчковат»? Так и линия, и штрих — бестелесны и вещны: показывая связь или формируя среду обитания для тех, кто обменивается мыслью, и для самой мысли.
Мой разговор сегодня — только об эскизах, сделанных Евгением Гинзбургом весной этого года. Что он успел до сегодняшнего дня, над чем станет работать — мне пока неизвестно. Но уникальный случай — поговорить о первых намётках, о том, что ещё не успело стать даже эскизом, — упускать я не намерена…
«На всё это я обратил сердце моё для исследования, что праведные и мудрые деяния их — в руке Божией, и что человек ни любви, ни ненависти не знает во всём том, что́ пред ним» (9:1). И вот он, человек, восседающий в Руке, как вперёдсмотрящий на корабельной мачте. Сидящий с таким видом, смешным и нелепым, детским и вызывающим, будто он здесь всегда… собственно, так и есть: всегда.
«Если ты увидишь в какой области притеснение бедному и нарушение суда и правды, то не удивляйся этому: потому что над высокими наблюдает высший, а над ним ещё высший» (5:7). Иерархия, знакомая всем и всяческим нам, дана здесь в образе светильника…
«И сказал я в сердце своём: “праведного и нечестивого будет судить Бог; потому что время для всякой вещи и суд над всяким делом там”» (3:17). Тут-то и появляется вертикальная композиция: открытые рты сверху и снизу и молчаливый Глаз посередине. Лучше бы что-нибудь прозвучало. Было бы не так страшно.
«Быстрое рисование», когда художник улавливает движение и состояние предмета с той же скоростью, с какой он движется; «быстрое рисование», которое ещё в первой трети XX столетия стало прерогативой художников-отщепенцев, а сейчас, доступное всем, мало кому удаётся, — «быстрое рисование», я знаю, остаётся в законченных работах Евгения Гинзбурга как подтекст, невытравляемый никакими слоями последующей работы. В нём всё и дело, и для этого здесь — разговор об эскизах, о первом слое.
Насыщенность изображений у Евгения Гинзбурга в данном случае парадоксально работает на преодоление той самой суеты, которая мешает взлёту. Потому что в его намётках ощущается вектор, направленный ввысь. Художественный приём передаёт духовное движение.
Благодаря его предэскизам лично я увидела, как движется ветер. Собственно, мне этого очень хотелось. Всегда.
Вера Калмыкова
Подробности
- Начало: 30 марта 2016 г. в 17:00