Книжная иллюстрация. Константин Безбородов (1928—2015)
В сентябре «Открытый клуб» представит выставку выдающегося художника-графика — Константина Безбородова. В экспозиции мы сможем увидеть редкие иллюстрации к сборникам классиков, книгам для детей, графические и живописные произведения, созданные художником «для себя», в мастерской.
Константин Васильевич Безбородов рос в старинном дачном московском месте — Царицыне. Он учился у Бориса Дехтерёва, педагога и мастера иллюстрации, сформировавшего новую школу в советской и российской традиции оформления книг. Безбородов сотрудничал с издательствами «Детгиз», «Детская литература», «Малыш», со студией «Диафильм» и другими.
По словам дочери Константина Васильевича, Натальи, её отец не был публичным человеком. Погружённый в искусство, Безбородов черпал вдохновение в командировках по стране; сохранился корпус гравюр 1960-х годов, сделанных на Дальнем Востоке на авиационных базах Тихоокеанского флота. Как и его прославленный учитель, Безбородов был очень внимателен к деталям. Бережное отношение мастера к действительности обнаруживается в точном изображении исторической мебели и костюмов — в этом он был готов идти вразрез с пожеланиями редактора.
Например, в работе над книгой «Наш Ильич» (которая, кстати, тоже будет показана в экспозиции «Открытого клуба») Константин Безбородов изобразил Ленина на субботнике не в его хрестоматийных ботинках, а в сапогах. Чтобы восстановить историческую справедливость, художник добрался до архива музея Ленина и нашёл фотографию с запечатлённым на ней вождём революции во время субботника.
Имена мастеров иллюстрации только недавно начали активно проявляться в культурной повестке — и многие изображения, знакомые нам с детства, приобретают статус самостоятельных произведений. Работы Константина Васильевича Безбородова сошли со страниц книг и наконец оказались в выставочном пространстве. Мы думаем, что они обязательно найдут отклик у чуткого зрителя.
____
Наследие, или «Думали: нищие мы…»
«Думали: нищие мы, нету у нас ничего, А как стали одно за другим терять…» Листая в 1960–1980-е годы тонкие детские книжки в бумажных обложках, понимали ли мы, что обладаем бесценным сокровищем — громадным по тем временам сообществом иллюстраторов, способных перевести в зрительные образы написанное автором и тем самым исполнить древнейшую задачу, стоявшую ещё перед древними египтянами или ранними христианами?
Понимавших были единицы, прежде всего нужно назвать Марка Раца и Юрия Молока. Но ощущение собственного богачества в воздухе не носилось, нет, и тем более если дело касалось реалистической иллюстрации. Куда привлекательней касались сравнительно немногочисленные публикации «левых», непризнанных авторов, которые тоже иногда получали от издательств заказы. Держать в руках «их» книгу — значило испытывать ощущение причастности к некоторому элитарному околодиссидентскому кругу.
Когда, когда, когда мы начнём говорить об искусстве исходя из самого искусства, а не каких-либо внешних по отношению к нему факторов?..
Нынче давняя советская история закончилась. Книжная графика ещё теплится, но говорить о ней как о широкомасштабном явлении не приходится. Зато можно осмыслить пройденное, тем более если не печатные издания (всё-таки книги по условиям полиграфии были, как бы это сказать, одноразовыми), то оригинальные работы пока можно спасти, сохранить, передать потомкам.
Будут ли потомки достаточно чуткими, чтобы понять смысл этого послания?..
И вот — выставка книжной графики Константина Васильевича Безбородова. Диапазон тем – самый, что ни на есть, советский: произведения Максима Горького, народные сказки, Айтматов, Пришвин, Распутин, целый ряд совершенно неизвестных ныне авторов. «Картины родной природы», «человек труда», «народные типажи» — всё это так странно знакомо, но, глядя на работы из наступившего далекá, оказавшегося, против ожиданий, далеко не прекрасным, вдруг испытываешь тоску: куда всё это делось и почему мы дали этому уйти?
При внешне реалистической манере исполнения Безбородов никогда не скатывался к банальному иллюзионизму. Жизнеподобие на его иллюстрациях лишено буквализма и той нарочитой детализированности, которая, с одной стороны, поражает проработанностью и явным мастерством, а с другой — раздражает дробностью, какой-то излишней мелочностью, мельтешением излишков, потерей цельности. Такое впечатление, будто, приступая к той или иной композиции, Безбородов мягкой кистью намечал на листе её будущий абрис и не выходил за пределы этой свободно намеченной границы. Также он вносил в иллюстрацию принципы станковой живописи и графики, щедро используя тона, не боясь мазка, крупной лепки частей ландшафта. Он настоящий график в том смысле, что даёт бумаге право выполнить изобразительно-выразительную функцию; за счёт этого и гуаши, и акварели, офорты, и литографии наполнены воздухом, подчёркивающим то напряжённое действие, то, напротив, созерцательность покоя. В акварелях и гуашах особенно очевидна лёгкость, ненавязчивость касания кисти, благодаря чему и осуществляется взаимодействие с белым листом.
Полёт журавлей над голубеющими горами и смешанным лесом поздней осени. Насыщенный голубой сумрак студёной зимы. Внезапная белизна сакли среди гор. Таинственное многоцветье весенней Средней полосы. Дети, бедно одетые и вместе с тем счастливо занятые игрой.
Всё это 40 лет назад было едва ли не бытом, если можно так назвать пейзаж. Во всяком случае, это было обыденностью — и порой не заслуживало внимания. Но, будучи маленькими, мы впитывали образ пространства, поданный так ненавязчиво и вместе с тем крупно, свободно, и что-то с нами неминуемо происходило.
Происходит ли сейчас? Во всяком случае, в работах Константина Безбородова заложен некий банк возможностей для пробуждения наших внутренний ощущений.
А банки работают всегда.
Вера Калмыкова
Подробности
- Открытие: 17 сентября 2020 г. в 16:00
- Дни работы: 18 сентября — 29 сентября 2020 г.
- Выходной: Cреда