Точка отсчёта. Статья шестая: «Книга Эйха» и Юрий Рыжик
Точка отсчёта
Статья шестая: «Книга Эйха (Книга Плач Иеремии)» и Юрий Рыжик
О свитках, которые не горят
Всё, чем располагает ныне художественная литература, содержится в священных текстах. Время может лишь обновить тот или иной образ, но оно не в состоянии ничего радикально изменить или вытеснить. Город-вдова — город женщина, — одинокая и брошенная всеми недавними друзьями; город-мать, страдающая от горя детей своих. «Разве есть боль, как моя?..» И город грехов, город наказаний. Сколько всего этого в литературе, не перечесть. В «современной литературе», хочется сказать, потому что и «Илиада» по сравнению с «Плачем Иеремии» кажется произведением новой словесности — хотя в реальности на пару веков старше.
«Эйхá!» — «Как!» Как могло случиться всё это? Как люди могли допустить себя до такой степени падения? Как вышло, что кара Господня столь глубока?..
Разрушенные городские стены, попранная, презренная материальность. Люди наедине с голодом, с болезнями, с Божьим гневом; ничто их не заслоняет, и никакой надежды найти хоть малейшую щель, чтобы укрыться. «Погрузились в землю её врата… Сели на землю, погрузились в молчание старейшины… опустили головы свои к земле девы…» Ни еды, ни питья. Павшим от меча досталась славная участь: они не умирали от голода.
От зрелища многих бед тело сострадающего разрушается, как здание: внутренности запекаются, печень и сердце изливаются на землю, словно вода, глаза иссякают от слёз. Ужасные физиологические подробности не могут заслонить главного смысла — метафизической связи земли и воды: того самого праха, из которого сотворён человек, и той самой влаги, без которой он существовать не может.
И когда у человека ничего не остаётся, кроме земли, из которой он сотворён, когда потеряно всё, даже собственное сердце, тогда звучит надежда. Когда ничего нет, начинает говорить душа, и она выбирает верность и упование. И в ответ на жалобу: «Подумал я, что пропал», — слышен отзыв: «Не бойся!»
Принадлежность текста пророку Иеремии не доказана, но считается, будто это и есть сожжённый свиток, описанный в Книге пророка: он содержал предупреждение Господа, Его желание сподвигнуть народ к раскаянию. Сжёг его человек недальновидный, а пророк позже восстановил; так горел и сам Иерусалим, но так же он и возродился.
На акварелях Юрия Рыжика — обнажённые, поверженные в прах человеческие тела. Мёртвых не отличишь от живых, последняя пляска агонии выразительней любых ритуальных танцев. Фигуры то динамичны, то статичны до скульптурности. Силуэты то оконтурены, как будто загнаны в очертания тел, то размыты — как будто души в данный момент, вот сейчас, оставляют людей. Хаотическое нагромождение выглядит обезличенной массой, люди становятся землёй, на которую падали их слёзы. Непонятно, где верх, где низ: все находятся в страдании, как в пространстве. Призыв к Господу о милосердии передан через образ трубы, намеченной очень условно — но тем не менее узнаваемой. Голоса столь громки, что становятся вещественными. Труба — уже зов: звук материален, и медь его тембра заменяет предмет.
Акварельно-лёгкие касания кисти, нежная бумага, рваный край листа — всё это работает на ту же задачу: показать боль как она есть, без прикрас, муку живой плоти, лёгкой, мягкой и нежной.
Обращение к акварели для Рыжика неслучайно; последнее по времени, что он выполнил в этой технике — иллюстрации к творчеству Осипа Мандельштама, кстати говоря, использовавшего в поэзии образ города-женщины. Самым лёгким передать самое страшное — задача оксюморонная, и художник её выполняет через изображение стихии, в частности, огня. Герои Рыжика возникают из цветовой массы, из акварельной — водяной — метафоры пламени; порой оно виднеется и явно, но чаще на него даётся лишь намёк.
И плачет не Иеремия: плачет человек, человечество, плачут воздух, земля и огонь, плачет всё, что повержено — и надеется, надеется из последних сил.
Вера Калмыкова
Подробности
- Начало: 30 марта 2016 г. в 17:00