UN FUTURO FELICE. Константин Батынков, Кирилл Рубцов
В галерее «Открытый клуб» открывается экспозиция работ Константина Батынкова и Кирилла Рубцова. Название выставки Un Futuro Felice отсылает к «Дивному новому миру» Олдоса Хаксли, роману, вдохновившему поколения писателей и художников.
Сегодня развитие новых технологий вкупе с природными катаклизмами вызвали в художественных кругах новую волну рефлексии о будущем. Апокалиптические нотки звучат у художников-концептуалистов, снова популярен киберпанк, а в кинематографе вариации на тему будущего — одна из ключевых тем. Выставка Un Futuro Felice — это будущее глазами двух русских художников: Константина Батынкова и Кирилла Рубцова. Изобразительный ряд выстраивается как рассказ или фильм.
Работы Батынкова — это начало. Перед нами панорама космической бесконечности, угрожающей цельности Земли. По словам самого автора, ассоциация с космосом связана с образом «шарика, несущегося в темноте, на котором ползают муравьи-человечки и пытаются что-то из себя изобразить, но неожиданно из космоса прилетает булыжник. Далее возможны варианты». Виртуозная лёгкость и лаконичность движений, с которой мастер лепит форму сродни японскому хокку. Три фразы способны создать пласт смыслов, а лёгкое движение кистью — пространство, населённое узнаваемыми образами.
Земля разрушена. Композиции Кирилла Рубцова — это последствия апокалипсиса. Действие в его работах происходит под землёй, видимо, на выжженной поверхности жизнь невозможна. Люди перебрались ближе к ядру. Персонажи плывут на лодках по реке Стикс. Дружелюбная собака, словно из мультфильма шестидесятых, здесь возникает как Кербер, страж врат царства Аида, а Русский робот — это Харон. Он методично гребёт, провожая усопших в последний путь. Расслоение смыслов достигается за счёт авторской техники Рубцова. На деревянных панно фигуры выжжены и залиты красочным слоем, контрастирующим с мрачным фоном композиций.
Картины апокалиптической чувствительности
«У этой планеты есть — вернее, была —
одна проблема:
большинство живущих на ней людей только
и делали, что страдали,
так как не находили в жизни счастья.
Рождалось множество решений, но почти
все они сводились к
перераспределению маленьких зеленых
клочков бумаги —
что само по себе весьма странно, так как
кто-кто,
а маленькие зеленые клочки бумаги
никаких страданий не испытывали, ибо счастья не искали»
Дуглас Адамс «Автостопом по галактике»
Название выставки современных московских художников Константина Батынкова и Кирилла Рубцова «UN FUTURO FELICE» или «СЧАСТЛИВОЕ БУДУЩЕЕ» как будто ускользает от ловушки приписываемых ему смыслов, дистанцируется от устоявшегося диапазона подразумеваемых каждым из нас и навязанных извне значений. Давайте и мы проживем ложный, но собирательный день, чтобы оказаться среди живописи без давления выработанной механики счастья.
Вот вы идете по утренним улицам, слушаете где-то в «облачном» лесу любимую музыку и выводите в собственном маршруте оптимальные коридоры к счастливой будущности. Как все-таки неравнодушный горожанин, вы озираетесь по сторонам и просматриваете фрагменты разрекламированных историй счастья, которые, конечно, волей или неволей доглядите в контекстной рекламе и усовершенствованных «дорвеях» ваших смартфонов. Эту временную и информационную блокаду, эту добавочную стоимость счастья Другого средствами непроводящего должного различия спама, Вы впитываете своим телом, отданным на откуп публичной сферы. С тем же коммерчески адаптированным вниманием Вам предлагается тренировать страх перед природными катаклизмами, терроризмом и в случае чего политкорректным образом их потреблять и как можно скорее преодолевать. Такая программная растяжимость и пластичность акцентированного счастья с постоянно перераспределяющимися ликвидными активами экономики впечатлений не в меньшей степени воздействует на рынок коллективного проектирования будущего, вроде бы доступного вам, кажется, допущенного к общественному обсуждению и, что важнее, — к постановке и обеспечению его критикой при помощи различных институтов. Ровным счетом всё: от политических предвыборных программ, манифестов кандидатов и их партий, криптовалюты, самой разной утопической литературы до современного искусства, комиксов, мемов, сериалов и мобильных приложений сегментируется процессами изобретения все новых и новых значений в ассамбляжи культурной индустрии. Действующие не только на уровне нормативных каналов становления языка и визуального образа, они создают одновременно синхроническое и диахроническое сцепление нашего тела со всем, что попадает в поле их действия. Наряду с дисциплинарным знанием эти точки сборки формируют также и пути отступления: чувствительность и аффект, которые «схлопывают» в перформативной интенсивности сумму своих частей. Иными словами, тело благодаря эмоции пытается сохранять независимость. Но возможно ли такое возвращение к гендерному и психофизиологическому остатку собственного счастья и своей частичной свободы через просмотр живописи?
После фиксированного трудового дня или проектной работы, вы все же решаетесь заглянуть на выставку. На вернисаже вы проживаете вместе с художниками «паноптикум» всеобщего внимания, включаетесь в ткань вечернего события и вдруг оказываетесь среди разворачивающихся историй исчезновения мира. Но эти повествования вовсе не предлагают приобщиться к разветвленной и сложной традиции антиутопического толкования будущего. Не провоцируют картины Батынкова и Рубцова и эсхатологическую ревизию апокалипсиса, широко представленную в качестве идеологической рычага давления, как в православной экзегетике, так и в реакционном пафосе недавних публичных церковных проповедей «политэкономии» расплаты за греховность. Единственное, где можно заподозрить попытку определения антиутопических мотивов и общность их значения, — это последовательность разворачивания катастрофы. От вибрирующей атмосферы города Батынкова, наполняющегося сферическими неопознанными объектами урбанистического краха и напоминающие расстановку сил в «Войне миров» Герберта Уэллса, вы переходите к пирографическим скальным вылазкам робота-историка на картинах Рубцова, собирающего данные от выживших существ и воспроизводящего насущные ритуалы как будто доисторической повседневности первобытного человека. Здесь, должно быть, вспомнятся романы Айзека Азимова и Филиппа Дика и, возможно, придет на ум постгуманистические теории «неживой жизни», вокруг которых последнее время сосредоточена перспектива конструирования будущего некоторыми естественными, социальными и гуманитарными науками.
Однако перед вами сцены хронологической случайности от двух художников, которых связывает осознанное, критическое стремление или, возможно, интуитивное предположение, что о счастье можно говорить иначе, равно как постановка вопроса о будущем требует более масштабной политической разработки. Вы, конечно, заметили, что продолжаем увязать в диалоге только мы, а художники молчат, собственно, как безмолвствуют их картины. Они заняты другим, а именно производством присутствия апокалипсиса как некоторой допустимости, но еще не нормализованной схватки с живым. Просачиваясь через покровы кожи и чувствительности наших органов, эта апокалиптическая квота формирует «поворот к счастью» в качестве конкретного композита, построенного на интенсивности переживания.
Александр Саленков, искусствовед
Подробности
- Открытие: 1 февраля 2018 г. в 16:00
- Дни работы: 2 февраля — 13 февраля 2018 г.
- Выходной: Cреда