Пригодно для жизни. Маргарита Баранова

9 августа 14 августа
Изображение позиции: Пригодно для жизни. Маргарита Баранова
                «Человек – это песчинка мироздания или творец истории?»

В «Открытом клубе» открывается персональная выставка Маргариты Барановой, художницы из Санкт-Петербурга. В экспозиции представлена станковая живопись. Метаморфозы урбанистического пространства в биогеохимическом круговороте природного мира легли в основу концепции выставки. Художнице интересны места, где когда-то кипела бурная деятельность, где человек взаимодействовал с природой: пытался её укротить, изучить, сделать пригодной для жизни. В названиях работ - «Полярная станция» «Оставленный форт», «Утро в заброшенном парке» - ощущается стремление к романтике заброшенных мест и вместе с тем таится размышление о быстротечности бытия. Старая остановка в горах, будучи некогда символом прогресса, превращается в «этакого исполина, который стоит в горах и живёт другой, какой-то своей жизнью». Разрушенные объекты вписываются в окружающую их среду, образуя новые причудливые формы, что позволяет зрителю взглянуть на обыденность с другого ракурса. Художественный стиль полотен напоминает американское искусство эпохи Великой депрессии. Завораживающие паузы и недосказанность «магического реализма», отголоски светотеневой разработки и колорита Эдварда Хоппера неожиданно проявляются в работах Барановой.


Человек. Но природа

Урбанистическая тема в искусстве возникла чуть позже, чем люди начали селиться в городах, однако всё же очень давно. С тех пор споры о том, чем является город — удобным раем или средоточием зла — не утихают; ещё античные лирики призывали читателей покинуть тесные улицы и нависающие стены и отправиться вкушать радости бытия на травку, под оливы или на берег близлежащего понта. Шутки шутками, а ведь горожане и выглядят иначе, и думают по-другому, и двигаются не так, если сравнивать с селянами. «На всех московских есть особый отпечаток», но не только на московских же! Стоит променять «первую» природу на «вторую», как с сознанием, душой и обликом начинает что-то происходить. Общее место — отличие естественное среды обитания от созданной людьми: искусственная лишена возможности самовоспроизводиться. В отличие от природы, которая хоть маленьким ростком, но бытие своё покажет и докажет. То, что мы делаем, конечно, оно растёт лишь до того, пока мы не перестаём его растить. Дальше — холод и мерзость запустения. Замечали ли вы, как быстро приходят в негодность оставленные хозяевами деревенские дома?.. Вот эту конечность того, что создано для, казалось бы, жизни, однако изначально таит в себе зерно разрушения, и передаёт Маргарита Баранова. То, что она петербурженка, возможно, оказало влияние на выбор темы: родной город художницы, построенный на болотах, вошёл в историю культуры как один из — наряду с Венецией — символов непрочности, ненадёжности, недолговечности урбанистических проектов. За Маргаритой стоит сонм авторов «петербургского текста», пророчивших смерть человеческому созданию. Она же, как положено художнику, визуализирует идею конечности человеческих созданий. И — мизерабельности их по сравнению с прекрасной, не нами созданной природы. Бесконечные «заброшки» на работах Барановой масштабны или, если сами по себе невелики, как доживающая последние дни остановка на шоссе, эпохальны. Но в любом случае они ничтожны. Погибшие корабли, стоящие друг к другу тесно, словно прижимающиеся в поисках опоры и поддержки; остов здания с бетонным зиянием на тех местах, где по проекту предполагались окна; старые машины, доживающие своё век, хотя как будто и способные ещё двигаться… Всё это показано непременно на фоне высокого неба, величественных горд или широкого, как говорится, чистого поля. Даже детская площадка, обильно снабженная, казалось бы, ностальгическими коннотациями, у Барановой изображается как пусть и упорядоченный, но всё же хаос никуда не годного металла. Возможно, мы имеем дело с частным случаем проявления пост-апокалиптической темы. Пусть и поданной без привычного надрыва и пафоса. Но всё же нечто предупреждающее в этом есть.

Вера Калмыкова