Книга Судей Израилевых. История Самсона. Семён Агроскин

Проект «Точка отсчёта. Ветхий Завет XXI век» объединил избранные тексты Танаха. Уникальные «книги художника», не просто в очередной раз иллюстрируют ветхозаветный текст, а представляет собой «визуальный ряд», по выражению Веры Калмыковой, со-куратора проекта (совместно с Вадимом Гинзбургом) — «Визуальный эквивалент, верный не только «букве» текста, не только сюжету, но и духу, может быть, последнему даже в большей степени (если удастся, то и Духу)»
В «Открытом клубе» начинает работу восьмая выставка проекта. Семён Агроскин, современный российский художник, создал визуальный ряд к истории Самсона из Книги Судей. Будут представлены три варианта иллюстраций для текста на русском, английском языке и иврите.

Самсон — персонаж, часто встречающийся на полотнах старых мастеров, и современные художники тоже не обделяют его вниманием. Самая распространённая сцена, захватившая умы и воображение, — это, конечно, изображение предательства Далилой Самсона, кульминационного момента всей истории. Воплощение обольстительного коварства, филистимлянка Далила у Агроскина представлена очень оригинально — наманикюренные тонкие пальчики закрывают Самсону глаза, а её лица зритель не видит. Утрата волос Самсоном в трёх вариациях Агроскина приобретает масштаб экзистенциальной трагедии, где человек теряет не только физическую силу, но и самое важное — расположение Бога.

Семён Агроскин рассказывает вневременную историю Самсона языком кино, понятным и интересным сегодняшнему зрителю. Художник использует необычные ракурсы, «монтирует» кадры повествования, компонует их, как в комиксе про супергероев, не уходя от глубины и благородства библейской истории.

____

Мужание простодушного сердца

Как всё же библейское повествование о Самсоне до сих пор актуально и живо! И как по-новому, с огромной личностной вовлечённостью художник читает текст! А ведь прошли не «годы и века», как сказано в одном из пастернаковских стихотворений о баснословных временах, а многие тысячелетия. И вот опять филистимляне, подозрительно напоминающие современных палестинцев (не будем вдаваться в споры об их родстве), что-то делят с евреями. И евреи у них под началом. А впоследствии филистимляне будут под началом у евреев. Как-то эта ситуация без конца меняется в зависимости от воли невидимого Бога. Но неизменным остаётся филистимское поселение Газа (пока ещё не «сектор»), где, видимо, несколько повеселее, поближе к морю и помноголюднее, чем в остальной, довольно пустынной, местности. И где молодой, заросший волосами назорей Самсон то входит в шатёр к блуднице, то становится беспомощным слепым узником, крутящим в узилище жернова.
Повествование словесно очень скупо, как скуп пейзаж и предметный мир. Жизнь столь скудна, что для смены одежды и обретения рубашки из тонкого полотна (или для её дарения) нужно убить врага и снять с него одежду. Вспоминается, что и у Гомера победители снимали с поверженного воина драгоценные доспехи, что было знаком победы и законной добычей.
Льва наш герой разрывает голыми руками, ведь у него нет при себе никакого оружия, даже пращи, которая была у пастушка Давида, победившего с её помощью до зубов вооружённого филистимлянина Голиафа. Впрочем, эпизод со львом нужен, скорее всего, для демонстрации исключительной физической силы Самсона. Но и в другом эпизоде он убивает тысячу филистимлян с помощью ослиной челюсти, не слишком для этого приспособленной. Такому силачу, да ещё ведомому Богом, никакое оружие не нужно — что он, кстати, докажет в трагическом финале повествования.
Вполне в духе этой бытовой скудости Семён Агроскин использует в иллюстрациях самый минималистический набор художественных средств. В его руках перо и тонкая кисть, он работает чёрной тушью и серебристым акрилом по белой бумаге. При всём том изобразительный ряд получился живым и разнообразным, потому что автор, подстраиваясь под своего персонажа — библейского простодушного силача и хулигана в духе нашего Иванушки-дурачка, как бы заодно с ним начинает чудачить и хулиганить. В рисунках много гротескных и комических черт.
Вот художник изображает две головы, одну перед другой: оскалившегося рассвирепевшего Самсона и раскрывшего пасть молодого льва. При этом человек и лев невероятно схожи в своей звериной агрессивности. Кстати, это один из популярных мировых сюжетов. Но, как правило, Самсон, убивающий льва, почти неотличим от величественного и мощного Геракла, что мы и видим в петергофском фонтане «Самсон, раздирающий пасть льва» (1735, Бартоломео Растрелли, цинк; новый вариант — 1800–1802, Михаил Козловский, золочёная бронза). В фонтане воплощён далёкий от реальной жизни культурный миф, а у Семёна Агроскина — вполне живое и даже несколько хулиганское прочтение.
Вот «друзья жениха» — филистимляне, собравшиеся на брачный пир Самсона с филистимлянкой. Они изображены с явной оглядкой на деревянные доски, на которых современные хозяйки шинкуют капусту. Все одинаковые, плоские, безликие. А вот груда черепов — всё, что осталось от бедолаг филистимлян, которых Самсону пришлось убить, чтобы отдать «рубашки из тонкого полотна» жуликоватым «друзьям жениха». Им жена Самсона подсказала отгадку Самсоновой загадки.
Эти черепа отсылают нас к горе черепов в «Апофеозе войны» (1871) русского художника Василия Верещагина. Но у Верещагина они были эмблемой бессмысленности и ужаса войны. А здесь они выглядят совсем не страшно, как своеобразный «ужастик» для детской игры. Черепа каких-то неизвестных людей из вражеского стана.
Даже изображение раздосадованного Самсона, которого не пускают к жене, выданной в его отсутствие за другого, выглядит довольно комично. Он словно бы с той стороны листа заглядывает в узкий проём двери — виден только один глаз, нос, взъерошенные чёрные волосы и борода. А внизу композиции горизонтально лежащая доска с заклёпками по бокам будто возвещает: «Входа нет!» Поддался эмоциям и сбежал с собственной свадьбы (как какой-нибудь Подкалесин в гоголевской «Женитьбе»), так пеняй на себя!
Герой у художника во всех этих сценах всё ещё не в меру эмоциональный и простодушный силач, да ещё и с хулиганистыми замашками, и до настоящей трагедии внутренне не дорос. Всё впереди.
Однако есть одно обстоятельство в жизни Самсона, заставляющее художника внимательно за ним следить — его непосредственная связь с Богом. И Семён Агроскин в своих иллюстрациях, на мой взгляд, очень удачно объединяет комическое и бытовое с высоким и божественным.
Так, тема «божественного предназначения» героя звучит ещё до рождения Самсона. Художник интересно обыгрывает её в символическом ключе.
«Бродячий» сказочный сюжет о бездетной паре, которой Бог дарует дитя, Агроскин иллюстрирует удивительным рисунком почти слившихся друг с другом лиц мужчины и женщины, опустивших глаза и пребывающих в печали. Здесь тему «божественной отмеченности» рождения Самсона художник решает с помощью изображения «длани Господней», осеняющей головы родителей героя. А потом на фоне этой длани появляется и волосатая головка младенца — Самсона.
Самсон растёт. И вот мы вновь возвращаемся к «сердцу» и «чувствам» простодушного силача. Именно они его сгубили. Почему-то ему нравились исключительно чужестранки. Все три женщины, о которых идёт речь в повествовании, — его жена, блудница из Гизы и печально известная по многочисленным произведениям Далила, — филистимлянки. Все три повинны в его сражениях с филистимлянами. Жена и Далила его бессовестно предали. «Ну почему, почему нужно жениться на чужестранке?» — недоумевают родители. «Понравилась», — простодушно отвечает Самсон. Что на это скажешь? Любовь!
Агроскин почти не рисует женских лиц. Женщины показаны оригинальнее и метафоричнее. Блудница предстаёт в каком-то размытом серебристом пространстве, где слегка намечена обнажённая безликая фигура, а также выделены чёрной тушью волосы на голове и треугольник внизу живота. Профессия красноречиво обозначена. А обольстительная и коварная Далила представлена наманикюренными пальчиками, которыми она, стоя сзади, закрывает Самсону глаза. Глаза, которых он из-за её коварства вскоре лишится.
Зачем нужно было признаваться коварной Далиле, в чём его сила? Ведь было понятно, что она его выдаст! Но… Какая-то безумная, простодушная жажда «открыть своё сердце». Все те же «чувства», которые и в древнем тексте, и в рисунках Семёна Агроскина определяют поведение героя.
И вот результат. Три рисунка о лишении Самсона волос, пожалуй, производят самое сильное впечатление. Это настоящая катастрофа, что, кстати, ощущают и многие мужчины, для которых с исчезновением волос не связана утрата физической силы и расположения Бога. Художник осмыслил ситуацию как пронизанную глубинными личными обертонами экзистенциальную трагедию утраты чего-то самого важного в жизни.
Интересно, что три знаменитых художника XVII века — Рубенс, ван Дейк и Рембрандт — берут для своих картин сюжет о взаимоотношениях Самсона и Далилы (Питер Пауль Рубенс «Самсон и Далила» (1609), Антонис ван Дейк «Самсон и Далила» (1618–1620), Рембрандт ван Рейн «Ослепление Самсона» (1636)). Рубенс и ван Дейк изображают сцену, когда Самсон спит на коленях у Далилы, а какой-то филистимский «брадобрей», наклонившись, срезает ему волосы ножницами. Молодой Рембрандт тоже попробовал силы, изобразив персонажей в момент его сна и её предательства («Самсон и Далила», 1628). Но в более поздней и более динамичной работе 1636 года он изображает жуткий момент ослепления Самсона филистимскими воинами; при этом Далила убегает, зажав в руке срезанные волосы. В сущности, всех трёх замечательных мастеров необыкновенно волнует мотив любовного предательства и его последствий.
У современного художника Льва Табенкина мотив «женского коварства» ещё более усиливается благодаря тому, что Далила на его картине сама большущими ножницами отрезает спящему Самсону волосы.
Семён Агроскин, как мне представляется, совмещает два варианта библейской истории. В одном, неудачном для филистимлян, Далила пытается вырвать волосы с помощью ткацкого станка. В другом — их отрезает специально вызванный человек. Но интересно, что ни Далилы, ни этого человека в рисунках Агроскина нет. Художника волнует не любовная катастрофа, а экзистенциальная трагедия богооставленности. Герой в этот момент совсем один.
Семён Агроскин использует приём монтажа кадров и изменения ракурсов. Вот у спящего Самсона (изображена одна голова) волосы наматываются на деревяшку стана. Вот голова перевёрнута «вверх тормашками», и волосы клочьями лежат внизу. И вот, наконец, горизонтальное профильное изображение «голой черепушки». Современные «крутые парни» не увидят в такой «стрижке-причёске» ничего плохого. Но для Самсона это гибель всего, чем он был славен, — утрата физической силы и расположения Бога.
Сюжет близится к своему трагическому завершению. Художник рисует Самсона в заточении: на каменном полу изображена его лежащая голова с закрытыми глазами и начинающими отрастать волосами. А в маленькие окна каземата с той стороны заглядывают не то стражники, не то просто любопытные. Вид у Самсона жуткий, безблагодатный, почти неживой.
Ослеплённого героя приводят на праздник бога Дагона, чтобы над ним поиздеваться. И вот тут художник рисует «другого» Самсона — поразительно благородный облик бывшего простодушного силача, теперь с повязкой на глазах, в раздумье склонившего голову. Он стоит «между столбами», которые задумал обрушить. Силы к нему вернулись, а значит, вернулось и расположение Бога. Это Самсон, много переживший и многое понявший, возмужавший. Самсон, готовый к поступку, который прославит его в веках, донесённый до нас Ветхим Заветом. Мы видим, как на следующей иллюстрации его лицо с повязкой на глазах искажено гримасой мучительного последнего усилия.
В финальной иллюстрации изображён рушащийся на глазах дом, состоящий из огромных каменных глыб. Увы, камни всё ещё разбрасываются, и не пришло время их собирать.
В сущности, нам рассказали актуальнейшую историю. С современных европейских позиций она про террориста-смертника — ведь под обломками здания гибнут тысячи людей и сам герой.
Но Семён Агроскин каким-то таинственным образом сумел в своих иллюстрациях совместить самые разные, древние и новые, смыслы и правды, задать самые живые, жёсткие и неразрешимые вопросы. Важнейший акцент поставлен на внутреннем созревании героя, его духовном возмужании. Соответственно, и интонация в рисунках меняется от комически-гротескной до трагической и поэтической.
А у меня перед глазами почему-то встаёт любящая пара родителей Самсона, изображённая художником в начале повествования, которая так ждала рождения ребёнка! И ведь дождалась. Любовь всё побеждает! А вот самому Самсону с любовью явно не повезло.

Вера Чайковская

Подробности

• Открытие: 21 ноября 2019 г. в 16:00
• Дни работы: 22 ноября — 3 декабря 2019 г.
• Выходной: Cреда

Поделиться событием